«Стратегия экспорта людей с их последующим
размножением является самым простым способом завладеть территорией» -
Ориана Фаллачи
В наши дни
вопросы, связанные с процессом глобализации возникают повсеместно и обсуждаются
на различных уровнях. На первый план в данных дискурсах выступает соотношение
национализма, национальной культуры, глобализации и порождаемый в этой связи
конфликт между идентичностью и унификацией. Признавая факт «аннулирования расстояний, погружения в часто
нежелательные и непонятные транснациональные формы жизни … в деятельность и
(со)существование, не признающие расстояний (внешне отделенных друг от друга
миров, национальных государств, религий, регионов и континентов)»[1]
мы можем прийти к двум диаметрально противоположным выводам. Один из них
характерен для идеалистов-оптимистов анархического толка: перспектива создания
единого мирового общества прекрасна и сулит только положительные последствия:
наконец-то мы сможем заменить ключевое слово «представьте» из знаменитой песни
Джона Леннона, на «наслаждайтесь» - наслаждайтесь тем, что стран больше нет,
что не за что убивать и умирать, и религий не существует. Другой вывод сделают
рационалисты-пессимисты и он достаточно мрачен: метафора плавильного котла
подходит для мультикультурализма только по аналогии с печами Освенцима, где
искореняется все живое и аутентичное, а на его место приходит холодный серый
пепел глобальных корпораций, моделирующих на свое усмотрение и лишь из
соображений собственной выгоды дизайн наших жизней.
Понимание
государства как национального сообщества также становится полярно двойственным.
Если попытаться вспомнить пример современного мононационального государства, то
первым делом на ум приходит Северная Корея и сведенные до минимума пропускные
способности ее границ, активный милитаризм, высокая степень независимости от
мировой экономики в пользу плановой экономики, не обладающей в полной мере
ресурсами для обеспечения населения всем необходимым и т.д. Этот пример
красноречиво указывает на место, где оказываются государства, вступающие в
конфронтацию с глобализацией – и это даже не задворки цивилизации, а уже некий автономный,
чуждый ей, практически инопланетный мир.
Стало быть,
мировое соглашение с глобализацией прокладывает путь к тотальному процессу
человеческого общежития, обусловленному историческим прогрессом. Но нельзя забывать и о тернистой стороне данного пути –
трансформации национального колорита на транснациональном уровне. Допустим,
практически любой не-англичанин при мысли о Великобритании представит себе
чопорного сэра-консерватора, любителя овсянки. В действительности же,
среднестатистический британский сэр современного (а не викторианского) образца
придерживается либеральных взглядов, громко выражает свои эмоции с футбольных
трибун, ест блюда индийской кухни и может выйти замуж за другого сэра. Так,
национальные стереотипы, т.е. то коллективное воображаемое, которое одни нации
используют для определения неких общих (мыслимых как сущностные) черт других
наций, постепенно уходит в прошлое – становится атавизмом. Важная особенность
таких стереотипов на международном уровне заключается в том, что они выступают в
роли маркера класса «свой-чужой», однако процесс глобализации стремится
подвести нас к установке «все свои» - это хорошая установка для идеалиста-хроника.
Вылупляясь из скорлупы национализма, мы получаем возможность увидеть целый мир,
где все люди такие же как мы, по крайней мере, в биологическом смысле. Перед
нами открываются практически безграничные возможности коммуникации, но с другой
стороны данная коммуникация должна быть интересна прежде всего расширением
горизонтов – познанием новых культур, однако о каком познании может идти речь,
когда «все свои» и вокруг них, где бы они не находились, все то же самое, что и
вокруг тебя? На мой взгляд, культурное опосредование как набирающий обороты
процесс – это серьезная проблема, которая должна занимать видное место в
дискуссии о «шоке глобализации».
Упоминая о
последнем, следует обратить внимание на опыт государств «старой Европы».
Политика, проводимая странами ЕС, изначально имела благие намерения, отчасти с
привкусом меркантильного интереса, отчасти под гнетом исторического раскаяния.
В рамках идеалистичной схемы построения единого толерантного мультикультурного
общества европейские интенции казались залогом светлого и безмятежного
будущего: те, кто был обижен во времена колониализма, получают сатисфакцию,
достойную работу, высокий уровень жизни, коренное население получает
процветающую экономику – все довольны, каждому свое. Тем не менее, что-то пошло
«не так». Возможно, потому, что гармоничный, стабильный, бесполюсной мир
возможен только в полной пустоте, когда же в него вторгаются живые организмы,
будь то флора, фауна или человек – начинается конфликт, демонстрация силы,
раздел сфер влияния. Что и произошло с попыткой наладить сосуществование
представителей культур, находящихся на разных ступенях развития и
придерживающихся далеко не идентичных взглядов. Вместо ожидаемого благолепного
мира наступила смута. Глобализация стремилась установить порядок «мирового
общества», но это понятие и по сей день звучит утопично, чего не скажешь о
понятии «мировой терроризм», имеющем вполне зримые контуры.
Однако процесс
глобализации приводит «старый свет» не к одним лишь проблемам недальновидных
политических решений. Зачастую, говоря «глобализация», мы подразумеваем
«американизация», либо, в иной терминологии – макдональдизация. Тут необходимо
вспомнить, что США возникли как европейский субпродукт и начали воплощать идею
«плавильного котла» задолго до того, как она стала политическим трендом. И коль
скоро «Новый свет» является детищем «старой Европы», мы можем говорить о
взаимоотношениях этих двух миров в контексте дискурса поколений, тон которому
задает молодое пост-европейское общество. Вряд ли кто-то не согласится с тем,
что молодость прекрасна, а мечта ее вернуть вовсе не предосудительна, хотя и
чревата опрометчивыми поступками. Допустимо предположить, что используя Америку
в качестве ролевой модели для подражания, Европа уподобляется пожилой леди,
выходящей в свет в нарядах из гардероба своей внучки-тинейджера. Зрелище,
скорее, удручающее своей нелепостью, чем восхищающее смелостью.
И все же, я
полагаю, что метафора поколений нецелесообразна в отношении «старой Европы» и
«молодой Америки», поскольку она предполагает линейное развитие обоих миров, в
действительности же в них присутствуют своего рода «точки обнуления» (примем за
них глобальные конфликты XX в.). После
Второй мировой войны условный возраст двух цивилизаций был синхронизирован, и в
таком случае имеет смысл представить механизмы их отношений, сравнивая их с
группой студентов одного учебного заведения. Как правило, в студенческой среде есть
свои лидеры – те, кто хорош собой, велеречив и добивается успехов в различных
областях. Таких людей выбирают в студенческий совет, к их мнениям
прислушиваются. На макроуровне мы можем проследить аналогичную ситуацию с Америкой
и остальным миром – стоит признать, что Соединенные штаты умеют убедительно
доносить свои идеи и заставлять к ним прислушаться. Тем не менее, возвращаясь
на микроуровень, студенты – люди уже достаточно взрослые, каждый со своим
сложившимся мировоззрением, они прислушаются к лидерам, но не до такой степени,
чтобы кардинально перекроить свои личности, скорее уж они попробуют улучшить
потенциально слабые стороны оных. И вновь, глобальная ситуация говорит о том,
что тезис о тотальной макдональдизации действительно ложен. Даже если признать,
что сама идея настолько хороша, что ее перенимает весь мир, нельзя не
учитывать, что восприятие и воплощение везде происходит по-разному, с рядом
индивидуальных, национальных особенностей. Тут как нельзя кстати придутся слова
из исландского фильма: «Знаете, почему в
Америке у сигарет «Мальборо» фильтр белого цвета, а в Европе – желтого? Чтобы
Кит Ричардз различал на каком континенте он находится»[2]. То
есть, даже на фоне глобального внедрения международных брендов, преимущественно
американского толка, всегда есть и будут иметь место быть локальные различия, знаковые системы, неразрывно связанные со
своими территориями. Это наводит на весьма оптимистичную мысль о том, что
культурное опосредование, пусть и совершающееся, не ведет к тотальной
гомогенизации культур, а оставляет ниши, заполненные символами, позволяющими и
такому человеку как Кит Ричардз сориентироваться в пространстве, не говоря уже
о тех, кому пространственное ориентирование дается гораздо легче.
Подводя итог,
отмечу, что вынесенное в эпиграф высказывание Орианы Фаллачи близко мне по
настроению. На фоне сложнейших дилемм компактного проживания западной и
восточной культур, проблема американизации кажется мне вторичной. На мой
взгляд, главный вопрос глобализации состоит не в том будет ли весь мир и далее
толстеть, потребляя нездоровый фаст-фуд, но в том, возможно ли поддерживать
мирный баланс между христианской и мусульманской культурами, не подавляя одну
другой.
